Бринс Арнат. Он прибыл ужаснуть весь Восток и прос - Страница 39

– Аскалон давно бы сдался, если бы эти собаки не были уверены в мощи городских фортификаций: мерзавцы знают, что их вдвое больше, чем нас, и уверены, что их стены несокрушимы.

Патриарх Фульхерий с упреком качнул митрой:

– Разве Господь не с нами? Разве не совершили мы крестные ходы и молебны у стен Аскалона? Разве не с нами омытый кровью Сына Божьего святой Животворящий Крест? Что же мешает нам, дети мои, так же пылко верить, что мы одолеем нечестивых филистимлян?

Архиепископы Тира, Кесарии и Назарета и с ними вместе епископы Вифлеема и Акры согласно закивали, зашуршали, заколыхали ризами, подтверждая действенность предпринятых мер и откладывая на будущее споры о том, к какой епархии отойдет Аскалон.

Молодой Гуго д’Ибелин, получивший после изгнания его отчима Менассе фьеф Рамлы, дерзко задрал прыщавый подбородок:

– Не недостаток веры мешает нам взять город, а египетские галеры, которые беспрепятственно подвозят с моря людей и припасы. Осаждать с суши крепость, открытую с моря – это как караулить лису у одного входа в ее нору, пока она свободно лазит из другого.

Адмирал королевского флота Жерар де Гранье, лорд Сидона, один из четырех главных вассалов Иерусалима, скривил рот:

– Как же я могу запереть море, когда у меня не осталось кораблей?

Совсем недавно семейство д’Ибелинов поддерживало Мелисенду, в то время как сам Жерар всегда был неколебимо верен молодому королю, ибо находился в опале у королевы-матери с тех давних пор, как обвинил своего отчима Хьюго де Пюизе в измене Фульку Анжуйскому. Бодуэн, как ожидалось, одержал верх над старой отравительницей, но вместо того, чтобы первым делом изгнать из королевства всех ее приверженцев, прекраснодушный венценосец заключил с матерью почетное соглашение и принялся сплачивать воедино всех правых и виноватых. И теперь недавние противники осмеливались попрекать вернейших сторонников! Выпятив брюхо, как петух на заборе, де Гранье напомнил:

– Его величество знает, кто всегда был готов за него жизнь отдать, а кто разобрал на доски все суда королевской флотилии!

Задиристый д’Ибелин затрясся, вытянулся гончей на сворке:

– Из чего же нам было строить лестницы и осадные башни? Мы и так вырубили все окрестные сады, за двадцать лье бревна таскали! А много ли толку от тех кораблей, что у вас остались, адмирал? Лучше бы мы их на обогрев пустили: египетские плоскодонки продолжают вплывать в морские ворота Аскалона невестой под венец!

Жерар даже шеей побагровел, надул пунцовые щеки и медленно, сквозь усы процедил:

– А ваши осадные башни на что сгодились? В арабские серали с них подглядывать? Что я могу с килевыми кораблями на этом мелководье? Удобной гавани здесь нет, к берегу подойти невозможно, не могу же я блокировать все взморье дюжиной суденышек.

Латиняне окружили Аскалон в февральские календы, но подготовку к захвату начали годы назад: со всех сторон окружили город крепостями и заградили сухопутное сообщение с Египтом, возведя в заброшенной филистимлянской Газе мощную цитадель. Никто не сомневался, что последний оплот Фатимидов на побережье Палестины падет в первый же месяц. Никто, кроме наглых обитателей города, у которых оказались нескончаемые запасы пищи и питья. Из-за их упрямства франки третий месяц сусликами торчали в песчаных дюнах. В феврале и марте на ветреном морском побережье у воинов в металлических хауберках от стужи зуб на зуб не попадал, палатки и шатры не просыхали от дождей и пришлось вокруг них вырыть канавы, иначе ливневые потоки смыли бы с собой весь лагерь. Весна принесла мучительное разнообразие – ночью солдаты по-прежнему тряслись от холода, зато днем солнце пустыни нещадно раскаляло металл доспехов. Помимо того, добавилась отвратная вонь от скопившегося вокруг лагеря мусора. Хоть рыцари поотважней и ополаскивались в морских волнах, но у многих началась потница и замучили вши. Все пространство между палатками смердело отхожими местами, провиант доставлялся с перебоями, питаться приходилось всухомятку, так как не хватало дров для костров, людей жалили скорпионы и змеи, шакалы и лисы упорно откапывали разлагающиеся лошадиные крупы, песок в полусыром хлебе скрипел на зубах, забивался в глаза и под ржавеющие от едкой морской влаги доспехи. Того и гляди, в лагере появится какое-нибудь поветрие. А наглые жители Аскалона продолжали с недоступных укреплений издеваться над попыткой христиан взять с суши открытый с моря порт.

Все это, конечно, можно было вытерпеть ради конечного торжества Господа, но безнадежная и бессмысленная затея надоедает вдвое быстрее многообещающего почина, и многие владельцы фьефов давно втайне рвались в собственные владения. Однако никто не был готов сдаться первым. Поэтому стратеги короля задумчиво изучали бушующие волны, бастионы в пятьдесят локтей высотой и бесполезные осадные машины. Король заложил большие пальцы за пояс, обвел взглядом баронов, привел последний довод:

– Друзья, вражеская гавань внутри наших земель – это не только острый меч у самого нашего горла, это еще и дыра в нашем кармане! Пока у египтян имеется Аскалон, наши порты будут терять прибыль от торговли с Африкой.

Бароны тоскливо засопели: торговлю рыцари, разумеется, презирали, пусть ею итальяшки мараются, но львиная доля доходов королевства поступала именно от пошлин на товары магометанских торговцев. Короля поддержал Великий Магистр госпитальеров де Пюи:

– Продолжим осаду, ваше величество, Аскалон – как твердая пробка, запирающая в сосуде блаженное вино. Стоит нам откупорить ее – и Египет наш. Халифат так слаб, что, если мы не возьмем его, он падет в жадные лапы Нуреддина.