Сен-Жиль перегнулся через стол, громко икая, просипел:
– Ральф, дружище, если вы хотите спокойно пить из собственного кубка, остерегитесь брать жену из этого гадюшника.
Констанция с трудом дышала. Она явилась сюда, рискуя своей жизнью и жизнью своих людей, чтобы оказать поддержку тетке и уважение семье. А Бодуэн поймал ее в ловушку и пытается обращаться с независимой княгиней Антиохии как с дочерью мелкого вассала. Да, Изабо права, он уже не тот почтительный и уступчивый юноша, которого надо было уговаривать вытребовать у матери отцовский трон. Ну что ж, посмотрим, чьи клятвы окажутся крепче:
– Мессир де Мерль, я уверена, вы не станете ловить короля на слове и позволите мне самой распорядиться собой.
Рыцарь дернул огромным кадыком, задвигал кончиком висящего носа, на подбородке повисла капля жира:
– Мадам, моя любовь к вам так велика, что я не в состоянии отказаться от своего счастья. Нам, как верным вассалам, остается только выполнить волю его величества, и клянусь, я не пожалею усилий сделать вас счастливой.
Годиэрна пробасила:
– Ну раз так, выпьем за еще один счастливый брак в нашей дружной семейке! Жаль, Иовета у нас аббатиса, а то бы мы и ее на всю жизнь осчастливили!
Восковая свеча на краю пюпитра переписчика трещала и мигала в затхлом воздухе монастырского скриптория, ее огонек двоился в немигающих кошачьих глазах Шатильона.
– Мессир, я позвала вас, чтобы поблагодарить за защиту в пути… – Он усмехнулся, видимо, презирая жалкий предлог, она быстро продолжила: – И потому, что мне нужно решать, как поступить. – Рено листал оставленную писцами книгу, но тут уставился на Констанцию с любопытством, она поспешно пояснила: – Меня собираются выдать замуж за Ральфа де Мерля. А он мне отвратителен.
Взметнул брови, невозмутимо спросил:
– Вы хотите, чтобы я его убил? – так спокойно, как будто не находил ничего особенного в подобной просьбе.
– Хочу, да, хочу, – Констанция засмеялась коротким злым смешком, тыльной стороной руки растерла слезы по лицу, – но только не вздумайте никого убивать, это погубит нас обоих.
– У меня много пороков, но я точно не трус.
– Рейнальд, мне не это нужно. Мне нужен тот, кто навсегда сможет меня ото всех защитить. Если я сама его себе не выберу, мне этого Ральфа навяжут, или Суассона, или Жана Соррентского. Да мало ли желающих?! – Он слушал, не перебивал, в приоткрытом вороте шемизы спокойно поднималась и опускалась грудь, казавшаяся в полутьме темной, как у нубийца. Ее так тянуло дотронуться до него, что голова кружилась. Глядя на отражения свечи в его зрачках, попросила тоненько, надеясь, что в полумраке не видно, как стыд выжег щеки: – Женитесь на мне, ваша милость. Прямо сейчас. – Он молчал, и она обреченно, как пригнувший в бездну, продолжила падать: – Мы можем пойти в часовню, вызвать священника и обручиться не откладывая. – Он уставился на нее завороженно, не моргая, словно на огонь засмотрелся. С невольным всхлипом, потому что перехватило дыхание, Констанция торопливо прибавила: – Всем придется смириться с нашим браком.
Делала вид, будто предложила простую шалость, а ответа ждала, как смертник – помилования. Он медленно поднял руки, она подалась к нему, но он не обнял ее, а сцепил их за затылком, перевел взгляд в сторону, сощурился, напряженно сведя брови и закусив губу. Что тут думать-то? Может, он не верил ей? Неужто все же предпочитал Эмергарду? Уже не притворяясь, что ей все равно, принялась страстно убеждать:
– Вам никогда больше не придется сидеть на нижнем краю стола. У вас будет стол и постель, и в постели буду ждать вас я, я рожу вам детей. Вы станете ровней любому.
Он вздрогнул, словно стряхнул наваждение:
– Не в том случае, если мы сделаем это скрытно. Я же говорил, что не буду в потайную калитку прокрадываться. Нам нужно согласие его величества.
– Да некогда его согласия ждать! Рено, неужто вы не понимаете? Он намерен обвенчать меня с этим омерзительным Ральфом! – У Констанции от отчаяния брызнули слезы.
– Отрадно, что я кажусь вам предпочтительней Ральфа.
А она ему кажется предпочтительней Эмергарды? Вспомнила, как много лет назад дама Алиса добивалась любви Раймонда, от стыда и обиды заполыхали лицо, шея, грудь. Было бы легче пройтись по углям босой, но она все же спросила, хоть сердце и ухало в груди, как раскачанный колокол:
– Рейнальд, а сами-то вы меня любите?
– Мадам, – так мягко, так нежно с ней вечность ни один мужчина не говорил, – чего стоят уверения в любви? Их даже у Ральфа полным-полно. Кстати, а куда мы денем галантного старину де Мерля?
– Не знаю, я сейчас не могу о нем думать.
Вздохнул, почесал бровь:
– Констанция, вы мне очень нравитесь. Меня к вам тянет. Вы прекрасная, добрая, веселая, умная и красивая. Я предан вам так, как должен быть предан своему сюзерену верный вассал и, наверное, даже больше. Но я не завидую вам, если вы свяжете свою жизнь с моей. Я… такой, какой есть, и другим быть не могу…
Боже, да все это совсем не важно! Он нужен ей именно такой! «Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих?» Констанция закрыла лицо руками:
– Рено, вы, наверное, бог знает что обо мне думаете. Не очень-то скромно я вешаюсь вам на шею. Но я подумала, что мне будет легче предложить вам свою руку, чем вам попросить ее. Но все же, если вы меня совсем не любите, то, пожалуйста, не надо…
Он как-то сразу оказался рядом, обнял за плечи, зарылся лицом в ее волосы: