Бринс Арнат. Он прибыл ужаснуть весь Восток и прос - Страница 105

105

Граф Триполийский пробуравил настырную женщину неприязненным взором:

– Ваше сиятельство, я сидел с Шатильоном в одном застенке, я знаю его лучше всех. Его прежние проделки – ничто, по сравнению с тем, что этот неудержимый человек натворит, если вырвется на волю. Мы только что заключили мир с Саладином, но Шатильон непременно нарушит его, потому что ему нечего терять, у него ничего нет, он живет разбоем. Он сделает все, чтобы привести нас к войне.

Агнес де Куртене манерно завела очи долу:

– Шатильон всегда был рыцарем испытанной верности и невиданной стойкости. Я убеждена, что он еще преданно послужит королевству и Господу. Не все так миролюбивы, как вы, Сен-Жиль.

Бальи действительно выходил сражаться против нехристей с задором наемника, которому уже век не платили. Он и Хомс-то осадил только потому, что там сидели его вассалы, выданные им три года назад в обеспечение уплаты его собственного выкупа. Едва Саладин предложил их выпустить, Сен-Жиль тут же с ним примирился. Всегдашний везунчик Айюбид отделался освобождением нескольких заложников. Но осада Хомса все же отвлекла султана от Алеппо, и в благодарность евнух Гюмюштекин предложил франкам выкупить Шатильона и Куртене.

Магистр тамплиеров Одо де Сент-Аман, сам отсидевший три года в сарацинской неволе, тоже высказался без обиняков:

– Лучше бы бальи не упоминал этот злосчастный мир, который они с Онфруа де Тороном умудрились заключить как раз когда на Айюбида ополчились эмиры Алеппо и Мосула и настало самое время покончить с этим врагом Господа.

Коннетабль Онфруа II де Торон, старейший член Высшей Курии, благородный осколок славного прошлого, в последнее время незаслуженно оттиснутый в сторону выскочками, столпившимися вокруг трона нового государя, вспылил:

– Я помню множество случаев, когда удобные возможности расправиться с врагами Господа были упущены из-за независимой строптивости тамплиеров! Саладин хоть и магометанин, но человек чести, и зачастую иметь с ним дело легче, чем с иным христианином!

Коннетабль знал Саладина лично еще с египетских походов, был высокого мнения о его искренности, благородстве и щедрости, и, видимо, эта симпатия сыграла роковую роль. С тех пор багдадский халиф признал Юсуфа ибн Айюба султаном Египта и Сирии, тот стал еще сильнее, и удобная возможность покончить с ним была упущена.

У Сен-Жиля было много сторонников: не только старый сенешаль всегда выступал с ним заодно. Ибелины тоже во всем действовали наперекор Агнес с тех пор, как Балиану д’Ибелину удалось сочетаться браком со вдовой Амальрика, гречанкой Марией. Все, что вторая жена проигрывала первой в красе, она искупала неумеренным честолюбием и с первой была на ножах. Даже супруг Агнес, Реджинальд де Гранье, вельможа рассудительный, уважаемый и образованный настолько, что читал арабские сочинения, поддерживал разумного и влиятельного Раймунда Сен-Жиля, тоже изрядного книгочея. Отрадно, что все больше достойных франкских баронов интересовались сохраненными исламским миром познаниями. И разумеется, все симпатии самого Гильома, просвещенного отца церкви, пребывали на стороне здравомыслящих пуленов, видящих в магометанах людей, с которыми можно и давно пора договориться, дабы достигнуть мира и процветания Заморья.

Однако непутевая графиня цеплялась за Шатильона как за частицу безвозвратно ушедшей юности и боролась с бальи за влияние на сына-помазанника. Вот это больше всего тревожило воспитателя, душу вложившего в отрока. Ради любви к Господу архиепископ Тирский относился бы к нераскаявшейся грешнице снисходительнее, оставь она в покое его мальчика.

Но и не одна Агнес опасалась Сен-Жиля. Граф Триполийский, кузен Амальрика, являлся ближайшим наследником престола мужского пола, а нынешнему венценосцу не суждено иметь потомство. Ближе Сен-Жиля к короне стояли лишь две сестры Бодуэна IV – дочь Агнес Сибилла и дочь Марии Комниной Изабелла. Вдобавок, за хлопоты, связанные с бальяжем, граф Триполийский получил от короны Бейрут, а будучи супругом Эшивы де Бюр, он владел также и Галилеей. Столь всесильный и владетельный человек становится опасен, когда на троне сидит неопытный и смертельно больной монарх. Для противников регента его ненависть к Рейнальду Шатильонскому уже являлась веской причиной выкупить пленника. Горемон, сеньор города Бейсана, что на юге от Тивериадского озера, двадцать лет заседавший в Курии, прокряхтел:

– Бывший князь Антиохии, конечно, совершал ошибки, но следует признать, он весьма успешно осуществлял все свои замыслы. Рено был отличным стратегом, хитрец всегда знал, где у врага незащищенное место, в которое можно нанести самый болезненный удар. Положение наше отчаянно, и никто из присутствующих, – уставился водянистыми старческими глазами прямо на Сен-Жиля, – не имеет спасительного плана.

– У меня есть план, спасительный и разумный, – презрительно оттопырив губу, прервал его Раймунд Триполийский. – Не лезть на рожон, сохранять мир и спокойствие и тянуть время, пока сатана не заберет Саладина! Поверьте, за годы плена я хорошо изучил этих собак. Вся власть у них концентрируется лишь в одном правителе, как только он умирает, ничто больше не скрепляет его империю. У них нет традиций мирной, упорядоченной передачи власти. Смерть каждого властелина означает войну всех городов и эмиратов между собой, массовые покушения и братоубийственные схватки. У курда семнадцать наследников. Как только его не станет, его держава рассыплется.

105